— И что было дальше? — Вера чувствовала, что у нее сжимается горло от жалости к неизвестной ей женщине, внезапно осознавшей, какую страшную ошибку она совершила.

— Мой дядя, как я тебе сказал, имел большой вес в криминальной среде. К той женщине были подосланы специальные люди, которые доходчиво объяснили ей, что нас надо оставить в покое. Поверь мне, они были весьма убедительны. На какое-то время эта женщина исчезла из нашей жизни. Она уехала в Москву, как и собиралась с самого начала. На деньги, которые я ей заплатил, открыла там какой-то бизнес, кажется, салон красоты, я точно не знаю. Потом, когда Глашке было уже лет шесть, она внезапно появилась снова. Стала караулить девочку у детского сада. Не подходила, просто стояла и смотрела издали. Светка совершенно случайно ее заметила, когда пришла за ребенком. В общем, я навел справки, выяснилось, что эта женщина долго лечилась от депрессии, бизнес ей пришлось продать, деньги кончились, и она вернулась домой, в наш город. Я к тому моменту уже крепко стоял на ногах, так что найти человека, который бы объяснил, что ей лучше держаться подальше, было совсем несложно. Она перестала приходить к детскому саду, разумеется, и больше мы ее никогда не видели.

— Паша! — Мысль, пронзившая Веру, была такой внезапной, что она схватилась за щеки, рдевшие ярко красным цветом. — А что, если эта женщина теперь решила отомстить? Это именно она и написала Глаше то письмо, и подложила взрывчатку в твою машину, и подстроила взрыв в вашей квартире? Конечно, прошло много лет, но она могла так и не пережить потерю ребенка и теперь, спустя столько лет, сделать все, чтобы вы со Светой получили по заслугам.

— А ты считаешь, что мы получили по заслугам? — спросил Павел глухо. Его глаза странно блестели, словно в них стояли слезы.

— Я считаю, что каждый человек должен думать перед тем, как идти на любую сделку. Особенно если она касается его детей, — горячо сказала Вера. — А уж после того, как этот человек согласился на дьявольский куш и обменял свою дочь на деньги, он должен выполнять условия договора. Но я — не она. И она вполне может считать иначе. Паша, ее надо найти. Ты просто обязан рассказать об этой истории полиции. Тем более что это теперь не тайна. Глаша и так все знает.

— Перед Светкиной смертью меркнет все остальное, — сказал Молчанский, чуть слышно. — Какой бы она ни была, она не заслужила того, чтобы взлететь на воздух. Мы были Глашке хорошими родителями, и мы не виноваты в том, что природа не дала нам возможности завести общего ребенка. Выносить Глашку было осознанным решением той женщины, вот только отомстить нам сейчас она никак не может.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что после того второго раза, когда с ней поговорили как следует и запретили приближаться к Глаше, она покончила с собой. Именно поэтому моя дочь сейчас считает меня убийцей ее родной матери. Я совершенно случайно про это узнал. Решил, что надо поступить по-человечески, поехать, попытаться поговорить, может быть, дать еще денег, убедить снова уехать. Я знал, где она живет, поехал и застал в квартире поминки. Соседи сказали, что она удавилась на телефонном проводе.

— Ужас какой.

— Ты знаешь, когда я про это узнал, мне было жутко и страшно. Я тогда сам чувствовал себя так, словно убил человека. Но, с другой стороны, я испытал страшное облегчение от того, что она больше никогда не появится рядом с моей дочерью. И та никогда ничего не узнает. Боже мой, как страшно я тогда ошибся!

Он закрыл лицо руками. Голос его из-за сомкнутых ладоней звучал еле слышно, в груди что-то клокотало. Вера молчала, понимая, что любые слова сейчас будут звучать фальшиво. Наконец Павел справился с собой, надавил на педаль газа, выводя машину обратно на трассу, мельком повернулся, посмотрев на замершую рядом Веру.

— Это не она, — сказал он, словно подводя черту под всем сказанным. — Я не знаю, кто тот урод, который все это сотворил, но это не могла быть та женщина.

— А как ее звали, ты помнишь? — спросила Вера. Она понимала, что ее вопрос не имеет смысла, но по привычке доводить до конца любое начатое дело все-таки задала его вслух.

— Ольга Павлова, — ответил Молчанский так быстро, словно ни на минуту не забывал этого имени.

Имя ни о чем Вере не говорило. Да и не могла она знать женщину, трагически ушедшую из жизни двенадцать лет назад.

— А кто знал о том, что Глаша вам неродная? — спросила Вера, немного подумав. — Вы со Светой, ваши родители, эта женщина, Ольга Павлова, кто еще? Вспомни, пожалуйста.

Теперь думал Молчанский и напряженно глядел в расстилавшуюся перед ними дорогу, сдвинув брови. Вере казалось, что она видит, как крутятся мысли в его голове, сталкиваются, разлетаются в разные стороны, притягиваются обратно, формулируя непростой, но очень важный ответ.

— Серега, — наконец сказал он. — Гололобов. Мы с ним и работали уже тогда вместе, и семьями дружили. Он знал, потому что его мама работала в Доме ребенка и помогала нам оформить все документы. Тебя устраивает такой ответ?

— А тебя?

Павел снова замолчал, лишь пыхтел сквозь стиснутые губы, как будто ему вдруг враз перестало хватать воздуха. Но как бы ни был он измучен этим тяжелым разговором, до того момента, как они приедут в город, Вере нужно было обязательно задать ему еще один вопрос.

— А Костик? — спросила она, чувствуя себя средневековым инквизитором. — Если Светлана не могла иметь детей, значит, Костик — действительно не ее сын. И ему тоже прислали анонимку, раскрывающую это обстоятельство. Его что, тоже родила суррогатная мать?

— Нет, конечно. — Павел тяжело вздохнул. — После тех неприятностей, через которые нам пришлось пройти с Глашкой, мы бы ни за что не стали рисковать второй раз. Костик — сын моего двоюродного брата. Того самого, который пытался легитимизировать криминальный бизнес своего отца и в фирме которого я работал. Их с женой убили. Хотели отомстить моему дядьке и убили. Подстроили пожар в доме. Дядька, узнав об этом, умер от сердечного приступа, а я оказался единственным родственником Костика, которому на тот момент было меньше года. Конечно, я его усыновил, а вместе с ним унаследовал и фирму, и загородный дом, и несколько квартир. Дом я перестроил, и мы сейчас как раз из него едем, остальную недвижимость продал и на эти деньги раскрутил бизнес. Так что аноним прав. Всем своим нынешним благосостоянием я действительно обязан родному Костиному отцу.

Говорить больше было не о чем. В полной тишине они въехали в город. Вера смотрела на знакомые заснеженные улицы и словно не узнавала их. Скелеты в шкафу семьи Молчанских громыхали так, что от стука костей закладывало уши. В жизни спокойного, немного скучного и очень правильного шефа было место таким страстям, которым, пожалуй, позавидовал бы Шекспир. И какой-то неизвестный пока миру автор уже написал сценарий, по которому вся эта размеренная благополучная жизнь летела в тартарары, разваливалась на куски, неумолимо разметенные силой страшного взрыва.

* * *

У дома в «Зеленом городе» толпился народ. Испуганные полуголые жильцы подъезда, в котором жили Молчанские, завернувшись в пледы и одеяла, задрав головы, смотрели на то, что осталось от их квартир. Подъезд зиял рваной раной, из которой, словно острые обломки костей, торчали куски арматуры. Двор был усыпан битыми кирпичами, осколками стекол, блестевшими на первом снегу, смешиваясь с ним в хищно сияющую, словно бриллиантовую крошку.